Автор: Екатерина Макарова

Когда становится скучно или срочно нужен источник вдохновения, мы с другом берём двухколёсных «коней» и отправляемся в парк. Вкусы у нас с ним совершенно разные, но тем и интереснее дружить: каждый предлагает что-то своё, необычное и новое для другого. Однако в одном мы сходимся – в любви к кофе! А где же самый лучший кофе, как не у дяди Антона?

С дядей Антоном первая познакомилась я, в середине мая, когда только начала «выгуливать» свой велосипед в близлежащем огромном парке, который в незапамятные времена был княжеским зубровником. Бариста из кофе-спотов, фудтраки и уличные кафешки, пользуясь тёплой погодой, вовсю завлекали любителей ЗОЖа и мамочек с детьми всякими вкусностями. Я тоже была не прочь выпить стаканчик вкусного латте, но каждый раз испытывала разочарование в плохо приготовленном напитке и зарекалась покупать кофе где-либо, кроме проверенных мест. И вот, ехала я както на своём велосипеде и… наткнулась на невиданное диво! В уютном закутке, защищённом от ветров столетними корабельными соснами, стоял фургончик, на котором красовалась скромная, но ёмкая надпись «Кофе». Однако напоминал этот фургон не дорожное транспортное средство, а белоснежную яхту, стоящую на приколе в тихой гавани. Это сходство усиливал орнамент в виде голубых волн, нарисованных по низу фургона. Да и весь декор был выполнен в морской тематике.

Пожилой мужчина расставлял шезлонги в голубую полосочку на лужайке возле фургончика. Не знаю почему, но я спросила:
— Здравствуйте! Может, вам помочь?
Мужчина повернулся. Я заворожённо уставилась на него. Если бы меня попросили нарисовать добродушного морского волка на пенсии, я непременно бы изобразила его именно таким. Седая борода, коротко стриженные волосы, плотная фигура, кожа с въевшимся тропическим загаром, глаза, привыкшие щуриться от солнечных бликов на воде. Одет в тёмно-синюю ветровку, из-под которой, кажется, выглядывала тельняшка. Чисто боцман! «Боцман» оглядел
меня и улыбнулся:
– Ну что вы, я почти закончил. Сейчас сварим кофе – будете моей первой гостьей сегодня.
Тут у меня внутри, знаете, так защекотало. Как щекочет перед началом какого-то приключения. «Что-то сейчас будет», – сказала я себе. Так и случилось. С первого глотка кофе я почувствовала взрыв вкуса. Это было нечто невообразимое, неповторимое, непередаваемое. Это был тот самый кофе, ради которого я проходила квартал под палящим солнцем маленького итальянского городка. «Боцман» внимательно следил за моей реакцией, положительно оценил
выражение блаженства, появившееся на лице, и сказал:
— Дядя Антон. Очень приятно. Кок.
— Как, как?
— Не “как как”, а кок!
Так началась наша дружба с дядей Антоном. И Пиратом. Я немного вздрогнула, когда что-то мокрое ткнулось мне под коленную чашечку. Оказалось, что это замечательный собачий нос.
— Эх, Пират, Пират, любитель дамского общества, разве можно так пугать девочку?
Пират оказался безалаберным на вид, мешаным золотистым ретривером, которого по-хорошему должны были звать Одуванчиком. Но, видимо, дядя Антон в выборе клички отдал дань морскому прошлому.

Дядя Антон любит говорить, что собаки чаще всего – точная копия своих хозяев. Мы с другом, которого я через пару дней притащила к фургончику, сидим в шезлонгах и отмечаем про себя проходящие мимо схожие парочки «хозяин и его пёс». Вот парень, по виду «менеджер высокого звена», задрав нос, тащит на поводке маститого английского дога. Или тот его. Вот хипстер в спортивных шортах резво совершает ежедневную пробежку, а рядом в ритм бега цокает ноготками модно подстриженный пуделёк. Вот девушка с мелко рифлёнными плойкой волосами, еле передвигая ногами на каблуках (это в парке-то!), выгуливает бодро семенящего померанцевого шпица, шерсть которого, кажется, «украшали» той же плойкой. Хотя, конечно, это уже природа постаралась. Мой друг неодобрительно косится на девушку – он не любитель дев на каблуках. Но тут мы видим очень красивого пёсика, который вызывает одобрение всех нас. Это кавалер кингчарльз спаниель. Милейшее существо подбегает к нам, тычется в ноги, заводит возню с Пиратом. Я стараюсь погладить юркого пёсика. Даже обычно невозмутимый друг тянет руку. «Дууууб!», – ревёт хозяин спаниеля. Мы все вздрагиваем. У местных какая-то языческая привычка давать всем флоро-фаунистые или природо-явленческие имена. Даже детям. Роса, Берёзка, Заря, теперь вот Дуб. По-литовски: «ажуолас». Какой такой Ажуолас? Такое королевское чудо должны звать Карл-Фредерик или на худой конец Герцог Орлеанский. Но уж никак не Дуб.

Дядя Антон к нам как-то сразу проникся (как, впрочем, и мы к нему) и зовёт нас «ребятками». В фургончике у него полно всяческих чудес. На одной из ставен приклеено множество фотографий из тех мест, где успел побывать старый моряк. Люди останавливаются и с интересом разглядывают. А посреди шезлонгов установлен столик. Там лежат настоящие сокровища: зуб акулы, старинные монеты, морские звёзды и причудливые ракушки, которых не выловишь в нашем
Балтийском море. Просто музей под открытым небом. Смотрителем музея служит Пират. Если какой-то бессовестный посетитель, размечтавшись, опустит «экспонат» в карман, его ждёт знакомство с острыми клыками вмиг растерявшего всё своё добродушие пса.

Дядя Антон прослужил тридцать лет корабельным коком. Но, как известно, рабочие руки на судне лишними не бывают, поэтому дяде Антону известны все тонкости и матросского дела. Мы, раскрыв рты, слушаем удивительные истории «морского волка». Что-что, а рассказывать он умеет. Не зря экипаж прозвал его «Андерсеном». Говорили, что в его исполнении всё звучит так захватывающе, что историй не узнают даже те, кто принимал в них непосредственное участие. Мы, конечно, в своей жизни не слышали ничего подобного, поэтому ловим каждое слово. И про жадного всесильного таможенника из Сан-Пауло, которого обхитрил легендарный капитан Василич. И про то, как они шли на корабле, у которого сломался двигатель, и на несколько недель попали в полный штиль в открытом океане. И про просвещённых туземцев далёкого острова, от которых сначала все ожидали кровожадной расправы, но при дальнейшем знакомстве явивших истинное гостеприимство. От них дядя Антон привёз уникальный рецепт печённых в золе бананов и острый тесак для рассечения кокосов. Мы балдеем и всё время напоминаем себе, что было бы неплохо записать все эти рассказы.

Но однажды, говорит дядя Антон, жизнь его круто поменялась. Пришёл возраст выхода на пенсию, то бишь пятьдесят пять лет, но дядя Антон чувствовал себя полным сил и желал ещё послужить на флоте, благо репутация у него была отличнейшая и отбоя в предложениях не было. Пять лет ходил он по морям-океанам и однажды зафрахтовал судно, которое должно было доставить некий груз из Греции. Но вот незадача, сломалось у них что-то в машинном отделении. Встали на три-четыре недели. Не в характере дяди Антона было сидеть сложа руки. Он пошёл в местный порт и попросился на небольшое рыболовецкое судно. И вот однажды вышли они в рейд в Эгейское море. Вроде всё шло как обычно, но вдруг резко нашли тучи, небо разрезали всполохи зарниц. Надвигался шторм. Приборы показали, что он не будет сильным, и моряки решили переждать его, не заходя в гавань. А проходили они тогда, надобно сказать, вдоль восточной оконечности Халкидонского полуострова («как я тогда, тёмный человек, считал», – замечает дядя Антон). И тут, в свете молний, они увидели вдали какую-то чёрную точку. Навели бинокль. Кажется, это было какое-то маленькое судёнышко, возможно лодка. Направили прожектор. Кажется, в самом деле лодка, да ещё и не пустая. Свет прожектора выхватил из темноты две маленьких фигурки, отчаянно махавших руками. Поспешили к ним. Оказалось, что в море терпели бедствие двое монахов со Святой горы Афон, мимо которой, они собственно, шли. Днём монахи вышли на ловлю рыбы. Но, сколько ни закидывали сеть, в неё попадались редкие мелкие рыбёшки. А братию и паломников надо как-то кормить! Монахи решили, что закинут сеть ещё раз и станут молиться, чтобы Господь, если есть на то Его воля, послал бы долгожданный улов. Так и поступили. Но едва они закрыли глаза, чтобы больше сосредоточиться на молитве, как на них напала непреодолимая сонливость. Говорят, чуть смежили веки, а очнулись уже в темноте, находясь далеко в море. Что делать, куда плыть? Да ещё и шторм надвигается. Одно дело переждать его на современном судне, а совсем другое – в ветхой вёсельной лодочке. Но, видимо, всё происходило не случайно. Не успели монахи испугаться, как заметили вдали рыболовецкую шхуну. И вот они уже на борту, лодка на буксире, и направляются они в бухту своего скита. Успели причалить как раз к началу шторма. В скиту уже не на шутку переживали о пропавших братьях. Но тут они целые и невредимые стучатся в ворота. Ещё и не одни, а с гостями – своими спасателями, щедрыми моряками, принёсшими немалую часть дневного улова.

Проснулся дядя Антон от какого-то удивительного пения птиц. Почувствовал себя маленьким Антошкой, который открывал глаза в утро дня рождения и ощущал, что сейчас его ждёт замечательный, самый лучший подарок. Вышел во двор. Греческие моряки ещё спали, а обитатели скита уже пришли из храма после Литургии, позавтракали и разошлись по послушаниям. Приветливый молодой инок знаками показал, что Антону надо идти в трапезную и подкрепиться. Оказалось, что добрый настоятель скита благословил моряков пожить у них несколько дней, отдохнуть, помолиться и даже посетить близлежащие монастыри: Иверский и Кутлумуш. Антон был рад, но терзали его и сомнения. По-гречески он не говорил, с командой объяснялся на английском. Значит, ничего не поймёт. Ну что ж, и так хорошо, будет просто смотреть. Но, видимо, пришло его время быть «уловленным». Во дворе он встретил старичка-монаха, который владел русским. Потомок белоэмигрантов, он сохранил память о земле предков и язык своего детства. Отцу Николаю как раз надо было в Кутлумуш по поручению игумена, так что им было по пути. А игумен, узнав, что монах практически земляк с «ночным героем», благословил того сопроводить гостя по местам паломничества.

Так Антон впервые соприкоснулся с красотой православия. Чувствовал себя ребёнком, которого накрыла волна необъяснимого покоя и счастья. Нет, до этого он, конечно, причислял себя к верующим, потому что в море неверующих не бывает, но крещён не был. Ведь он был весь в своих путешествиях и приключениях. Зачем было прислушиваться к душе, поглощённой адреналином постоянной опасности? А теперь, слушая неторопливые объяснения отца Николая, Антон понимал, что все его «геройства» тают, как дым. Когда через несколько дней они возвращались в скит, моряк попросил иеромонаха покрестить его. Так Антон стал Антонием. На прощанье его крёстный подарил ему дореволюционную Библию на русском. Со всеми ятями и ерами. Она осталась ещё от его отца – офицера царской армии. Антон с благоговением взял книгу в потрёпанном кожаном переплёте и неожиданно для себя поцеловал еле видимый крест на обложке. Через пару часов рыболовецкий экипаж в полном составе спускался к бухте. Если Антон обернулся бы, он увидел, как старенький отец Николай смотрит им вслед и осеняет крестом.

Непросто продирался Антон через синодальный перевод, с непривычными буквами и оборотами, но чем дальше читал, тем яснее понимал, что Христос говорил всё именно для него, для Антона. Такому же, по сути, рыбаку, коими были апостолы Пётр и Андрей. Ну а кому, если не ему? Не зря же в христианстве одними из основных стали «морские» символы: рыба-ихтис, якорь, корабль. Значит, Христос ждал его, хотел, чтобы и такой простой человек всё понял. Антон понял.
— Понял я, ребятки, что живу неправильно. Хватит. Напутешествовался. Пожил для себя. Теперь надо жить для других. А то, что я хорошего в жизни сделал? Ни семьи, ни детей, бобыль бобылём. Но ведь я ещё не стар, могу и ближнему послужить.
Слова у дяди Антона никогда не расходились с делом. Списался на сушу и стал добровольцем в одном из храмов родного города. Умелые рабочие руки пригодились и здесь. Но стало подводить здоровье. Всё же порастратил он силы в этих океанах. А что он ещё умел, кроме как вкусно готовить и варить первоклассный кофе? Посоветовался с батюшкой, и тот благословил открыть вот такой вот фургончик.
— Думаете, в чём главный секрет моего кофе? В том рецепте, что по секрету мне открыл старый турок в одном закоулке древнего Константинополя? В крупице соли, которую добавляю? Нет! Главное, что я стараюсь делать его с молитвой и всегда желаю, чтобы он порадовал моего ближнего. Чтобы придал силы или успокоил, смотря, что каждому надо в данный момент.

Кажется, обычный фургончик у дяди Антона. Обычный, да не совсем. На стене висит дощечка, на которой мелом отмечаются «подвешенные» чашки кофе. То есть каждый желающий может заплатить не только за свою порцию, но и за ту, которую потом бесплатно выпьет какой-нибудь нуждающийся неимущий человек. И таких чашек всегда не меньше пяти. Почему-то у этого фургончика просыпается неудержимое желание сделать что-либо доброе. Раз в неделю дядя Антон готовит огромную кастрюлю макарон по-флотски с соусом болоньезе и угощает нуждающихся. Для многих этот день – единственный в неделе, когда они сыты.

Стены фургончика украшают таблички, на которых написаны цитаты преподобного Паисия Святогорца. Антон тогда успел побывать и в его келии, с тех пор он очень почитает этого святого. Первым идёт текст на греческом, затем, чуть более мелким шрифтом – переводы на русский и литовский. Люди всматриваются, читают, спрашивают. Дядя Антон обстоятельно отвечает, иногда целые часовые беседы получаются.
— Как красив каждый человек! Я иногда смотрю и мысленно «смываю» с лиц людей то, что «наслоила» на него жизнь: морщинки, складки, грустный взгляд, озлобленность, груз забот. И тогда видно, каким красивым задумал Господь каждого человека, как велик Его замысел о каждом из нас!

Мы удивляемся и украдкой тоже пробуем «смывать наслоения». Получается далеко не всегда, но мы замечаем, что таким образом мы уже ищем что-то доброе в каждом человеке. Удивительно! Да, каждая встреча с дядей Антоном – маленький урок для нас. Лето получилось очень насыщенным, я уже привыкла к нашим беседам. Дядя Антон говорит, что тоскует по Афону. Вот сподобит Господь, и вернётся он туда, может, и навсегда.