Автор: Екатерина Макарова
Огонь танцевал в камине, на столе уютно поблёскивали пузатые подстаканники, а за окном ветреная метель наносила причудливые сугробы.
— Казку, деда, казку, – требовала, подпрыгивая на коленях у дедушки, любимица Алёнка.
А дедушка, Степан Иваныч, гладил малышку по светлым волосам и с любовью смотрел на свою многочисленную семью. Много получил он в жизни: раннюю славу, почести и премии, любовь читателей, воплощение своих произведений на экране, но всё сейчас ему казалось не таким важным по сравнению с единственным – его семьёй. И сейчас, празднуя восьмидесятилетний юбилей, он постарался заранее дать все интервью и поучаствовать в официальных мероприятиях, чтобы сам торжественный день провести в кругу близких.
— Ну, Алёнка, — с улыбкой сказал старший внук, Степан-второй, — сказки нам скучно. Расскажи что-то с загадкой, какой-нибудь детектив!
Все засмеялись, а Степан Иваныч, погладив бороду, примирительно сказал:
— Детективная сказка или сказочный детектив, говоришь? Что ж, есть у меня, кажется, одна история. Давным-давно, когда мне было лет эдак двадцать пять, я был не таким примерным добропорядочным пожилым гражданином, а скорее, как бы это помягче выразиться, молодым легкомысленным разгильдяем. Не так давно окончившим Литинститут, уже печатающимся писателишкой, чьи труды уже начали приносить денежное вознаграждение. А где деньги, там и весёлые приятели, легкодоступная выпивка, развязность и прочее. Может, моя судьба повернула бы по более грустному пути, но тогда Бог послал мне чудесную девушку – Василису. Вашу маму и бабушку (на этих словах Степан Иваныч взял руку рядом сидящей супруги и с благодарностью её поцеловал). Она мне ужасно понравилась, и я изо всех сил старался ей понравиться. Сорил деньгами, выделывался, но Васенька была неприступна. Вернее, я чувствовал, что она относится ко мне с симпатией, но словно какая-то стена разделяла нас. И вот однажды я не выдержал и примчался к ней ранним воскресным утром. Но девушки почему-то уже не было дома. О, что значили муки Отелло по сравнению с моими! Неверная! Я решил дождаться её у дверей и высказать всё, что я думаю о таких «недотрогах». И вот, часов в одиннадцать, она явилась. В скромной юбочке, светлом платочке. И очень удивилась, когда увидела меня – такого дикого и всклокоченного. Пригласила к себе. Оказалось, что девушка пришла с воскресной службы. Василиса заварила чай, мы разговорились. Да, я ей понравился и ей показалось, что я хороший добрый человек. Только мой образ жизни был совершенно не совместим с убеждениями Васи. О чём она прямо заявила. В общем, мужчина должен быть решительным и определиться, что он выбирает: пьянки и гулянки или чувства и будущее вместе?
Видимо, мой добрый ангел-хранитель в этот момент очень молился за меня (я был крещён в детстве). Я допил кружку чая и объявил, что Василиса мне нравится не на шутку и я готов доверить ей своё перевоспитание. На том и порешили.
Мы стали встречаться, гулять, посещать музеи, театры. Много общались, беседовали и с каждым разом чувствовали, что наша встреча не случайна. Но бывшие пристрастия то и дело пытались снова заманить меня. Я мужественно боролся, но вот пристрастие к вину чаще других напоминало о себе. Что мне стоило равнодушно пройти мимо пивной или ресторана. Однако приближался новый год и я чувствовал, что это испытание может подорвать мою силу воли. Я обратился за помощью к Василисе и не зря, потому что она была не только прекрасной, но и премудрой. Она посоветовалась с батюшкой, и тот предложил мне встретить новый год в одном из областных монастырей, где в настоятелях был его добрый друг. Там я смогу и потрудиться во славу Божию, и отдохнуть от городской суеты на свежем воздухе, и с искушениями будет легче бороться, потому что монастырь расположен в небольшом леске, где магазинов и ресторанов не водится.
Сказано – сделано. Двадцатого декабря я собрался в дорогу и на следующий день отправился в путь, сопровождаемый ласковым взглядом и полезными напутствиями милой Васеньки. В монастыре встретили как родного. Братия была немногочисленна, но состояла из добрых и благочестивых монахов. А какая там красота, просто неимоверная. Только представьте себе: серебро снегов, покрывающее густым покровом всё вокруг, багряные отсветы закатов на заснеженных лапах елей, вязь заячьих следов, шершавые валуны древних стен, по которым в стародавние времена неспешно по ночам вышагивали часовые.
Вдохновение захлестнуло меня, и я там же стал записывать наброски к первому роману – «Эпоха птиц». Кроме того, я трудился наряду с братией: заготавливал дрова, топил печи в храме или трапезной, помогал с уборкой, кормил скотинку, чистил от щедро валившего снега территорию монастыря. Всё было очень хорошо, и мне казалось, что я физически ощущаю прилив духовных сил. Однако под самый новый год добрые монахи стали немного странно посматривать на меня, отец-настоятель глядел слегка вопросительно, словно ожидал, что я вот-вот кинусь к его ногам и признаюсь в каких-то страшных преступлениях. Особенно меня удивил отец-эконом, который один раз подошёл, взял меня за руки и с отеческой любовью долго глядел мне в глаза. Так как я молчал, он погладил меня по голове, вздохнул, развернулся и похромал к трапезной. Волна его любви захлестнула меня: «Вот это поистине святой человек, – думал я, – наверное, он очень переживает за мои прежние скверные дела».
Ещё я заметил, что порции за трапезой становились всё меньше и скуднее, по воскресеньям не давали рыбы, да и вообще мы стали питаться практически одной картошкой, сдобренной квашеной капустой. Но мне это даже нравилось. «Пост крепчает, как строго они готовятся к Рождеству. Зато какой будет, наверное, праздничный стол, объедение», – рассудительно размышлял я. Тем временем наш келарь становился всё печальнее, тень заботы коснулась даже лица наместника. Мне показалось, что иноки сосредоточеннее погружались в молитву во время богослужений, а проповеди отца-настоятеля становились всё пламеннее. Особенно мне запомнилось, с каким воодушевлением он говорил о важности покаяния, о том, что раскаяться никогда не поздно, и вспоминал Благоразумного разбойника. Один духовник братии, старенький отец Панкратий, сохранял благодушное настроение.
И вот наступило Рождество. Служба была торжественной и великолепной. И трапеза, она тоже была обильной, потому что шестого января стали подъезжать духовные чада нашего отца Панкратия и все привозили с собой различные гостинцы. И я слышал как со стороны братии долетал шёпот: «Чудо, настоящее чудо, слава Богу за всё».
Восьмого января я собрался домой. За время пребывания в монастыре и поздоровел, раздался в плечах, и казалось, что даже стал немного выше, несмотря на пост и ограничения. Монахи же, наоборот, исхудали и казались слегка бестелесными, пусть и весьма бодрыми духом. Провожать меня вышли все. Келарь подарил большую просфору с наказом передать её моей невесте. Хотя я ещё только собирался сделать предложение Василисе, но, наверное, сия увесистая просфора, вручённая ей перед этим важным вопросом и стала решающим аргументом (Степан Иваныч хитро улыбнулся и посмотрел на жену). Отец Панкратий вручил мне молитвослов и ласково благословил. Когда же я подошёл под благословение игумена и, поблагодарив его за гостеприимство, выразил надежду вернуться в эту обитель, тот вздрогнул, но смиренно опустил глаза и сказал: «Как Бог даст, сын мой, ступай с миром».
Всё это показалось мне странным, но я решил, что совершенно неопытен в делах духовных, не стоит и думать о том, чего не понимаю. Кроме того, как я уже говорил, вскоре меня захлестнули другие приятные хлопоты подготовки к свадьбе. Но, дорогие мои, перед Пасхой раздался телефонный звонок. К моему удивлению, звонил сам отец-настоятель, пригласивший меня приехать, как только мне представится это возможным. Я с удовольствием воспользовался предложением, рассчитывая получить наставления в будущей супружеской жизни, и через две недели уже стучался в ворота лесной обители. Опять братия приняла меня как родного. А уж как я был рад видеть их. И тут наконец-то выяснилась причина такого странного поведения этой зимой.
Оказалось, что с моим предыдущим приездом, прямо перед новым годом, кто-то повадился воровать продукты со склада – деревянного хлипкого строения, притулившегося к трапезной. Постепенно утащили сыры, творог, яйца, рыбу – всё то, что заготавливалось к рождественской трапезе. Но этого было мало, незадачливый грабитель рассыпал крупы, а в довершение разбил огромную бутыль вина. Наверное, изрядно приложившись к ней до этого. Ни эконом, ни келарь, ни игумен не могли понять, кто совершал эти злодеяния. Перебирая в уме всех монахов, они понимали, что каждый из них в этом деле – кристально чист. Но они знали, что я приехал в монастырь, чтобы избежать страсти к винопитию. И тут эта бутыль! Всё сошлось! А ещё и на гвозде, торчащем из полки, где раньше стояло вино, нашли зацепившиеся рыжие волоски… А я, как вы помните, в молодости был обладателем именно рыжеватой шевелюры… Отцы направились за советом к духовнику, отцу Панкратию, тот же, загадочно улыбнувшись, посоветовал не смущать гостя своими подозрениями, а просто молиться за меня и не выказывать никакого неудовольствия. Что они и исполнили.
А примерно через две недели после моего отъезда произошло следующее. Иногда по ночам монахи любили прогуливаться по галереям на стенах монастыря, протягивая чётки. Так они лучше сосредотачивались на молитве. В ту ночь на стенах встретились келарь и игумен. К тому моменту они успели закончить свои молитвенные правила, поэтому смогли перекинуться парой слов. И тут они заметили какое-то шевеление возле склада. А надобно сказать, что было полнолуние и небо озаряла огромная луна, позволявшая увидеть всё в мельчайших деталях. И вот от склада отделились три тени. Приглядевшись, монахи распознали изящную рысь, а с нею двух небольших котят. Рысь учуяла людей, подняла голову и посмотрела на монахов. Рысята в это время резвились на снегу, и их рыжие шёрстки переливались в лунном свете. «Ну что вы, люди, каковы мои детки, разве они не хороши, – казалось, спрашивала лесная гостья. – Неужто вам жалко немного еды для моих малышей?» Потом рысь повела кисточками ушей и помчалась в ту сторону, где раньше стекала дождевая вода, там было отверстие в стене. Котята рванули за ней. Раз-два и только вздыбленный снег напоминал о ночном происшествии… Такая вот история…
В камине, потрескивая, догорали поленья, Алёнка сладко сопела на плече у дедушки. Степан Иваныч и Василиса Петровна, нежно взявшись за руки, прислушивались к песенкам вьюги. Дети и внуки дружно уплетали вкуснейший торт. Всем было хорошо.