Автор: Екатерина Макарова

«Просмотрел, проморгал, ах, лупень, лупень…», – так мысленно упрекал себя отец Кондратий, спеша на освящение квартиры. Да, замотался, да, надо было срочно чинить протекающую кровлю храма, но ведь «едино есть на потребу». А тут человеческая душа погибает! Отец Кондратий остановился, чтобы перевести дух. Неделю назад старенькая машинка батюшки окончательно заглохла, вот и приходилось «бежать кросс» среди новостроек. Навалилось как-то всё в один момент, а здоровье-то уже не то, годы… Священник вспомнил, как он, вчерашний семинарист, впервые переступил порог своего храма. Запущенного, используемого когда-то в качестве склада, но такого прекрасного. Казалось, что охотники загнали белого лебедя в камыши, и там он затих, спрятав измученную голову под крыло. Снаружи он был почти сер, внутри красочные лики давно умолкли под слоем штукатурки. Но вот, прошло сорок лет, и храм вернулся в былой славе: белые стены стремились к небу среди дореволюционных дубов, десять лет назад куполам удалось вернуть первоначальную позолоту. И отец Кондратий все эти сорок лет неотступно был на своём посту – как стойкий часовой. Радовался каждому продвижению в восстановлении храма, не огорчался, когда что-то стопорилось, был внимателен к каждому прихожанину и заряжал всех своей энергией. Но самым большим счастьем для него было служение Литургии. Бабушки умилялись, глядя на серьёзное, сосредоточенное лицо молодого батюшки, проникались его благоговением. Не удивительно, что паства неуклонно росла, и скоро в храме зазвучали и молодые голоса.
Отец Кондратий почувствовал, что дышать стало легче, и продолжил полубег. Эх, неужели эти навалившиеся заботы заставили забыть его о пастырском долге? Предметом такого самоукорения батюшки послужила воскресная исповедь прихожанки Людмилы. Вернее, не сама исповедь, а духовное состояние женщины. Людмила переехала в их район год назад. До этого жила в тесной однушке в одном из районов с, как сейчас модно говорить, «неблагоприятной экологией». Ближе к фабрике, где всю жизнь трудились её родители. Той самой фабрике, которая выдала им, двум «детдомовским», бесплатную однокомнатную квартиру. Той самой фабрике, которая съела их слабое здоровье, оставив Людмилу в двадцать лет сиротой. И девушка поняла, что от такой жизни надо бежать. Однако, как и куда? Тогда она решила, что будет себе во всём отказывать, но добьётся другой жизни. Она выбрала профессию бухгалтера. Как говорится, «поближе к деньгам», благо, с математикой у неё было отлично. Однако дело было в девяностые, поступить на бесплатное место было практически нереально, и Люде пришлось платить за учёбу. Для этого она устроилась в ночной ресторан. Сначала официанткой, но потом начальство присмотрелось к честной трудолюбивой девушке и предложило место администратора. Так она и крутилась. Конец девяностых развеял её накопления, пришлось начинать всё с начала.
Но, как ни странно, даже в минуты крайнего отчаяния, мысль бросить свою труднодостижимую цель не приходила ей в голову. Наверное, давало знать воспитание родителей Людмилы – скромных, молчаливых, но удивительно стойких людей. Они никогда не жаловались на своё детство в детдоме, наоборот, всегда радовались и удивлялись, что смогли встретить и полюбить друг друга, более того, «выбраться в люди», создать семью. Мама долго не могла забеременеть, и появление дочери, когда роженице было уже хорошенько за тридцать, супруги восприняли, как настоящее чудо. Как нельзя лучше к их жизни подошли бы слова «смирение» и «слава Богу за всё», однако в детском доме того времени никто и не думал рассказывать детям о Боге, а позже – работа на фабрике также не располагала к познанию веры. Не знали они того, что были крещены в детстве, каждый своей бабушкой. До войны их семьи жили в одном городе на соседних улицах. Как только началось наступление немецких войск, малышей отправили в эвакуацию первым же специальным эшелоном. Это и спасло их жизни. Во время ночного авиационного налёта их квартал был полностью разбомблён. Уцелевших не было. После войны их отправили в детский дом, в крупном областном центре. Своего прошлого они не помнили. Только иногда вспоминалось Людмилиному отцу, как кто-то надевает на него золотой крестик на золотой же цепочке, прячет его под рубашечку и прижимается к лицу мокрой щекой. Это старенькая бабушка надевала на него дедушкин крест. (Его потом утащила одна из медсестёр при осмотре новоприбывших детей, да простит её Господь…) На этом и заканчивались познания родителей Люды о Православии.
А сама Людмила, как ни странно, стала ходить в храм. Дело в том, что она была человеком очень последовательным, аккуратным и отличалась на редкость математическим складом ума. Чтобы избежать проблем со здоровьем, которые постигли её родителей, Мила решила вести здоровый образ жизни и при возможности проводить больше времени в парках или за городом. Девушка очень полюбила природу. Вышеупомянутый математический ум подсказал, что не может такая гармония и совершенство возникнуть сами по себе. Люда стала углубляться в вопросы мироздания. Тут надо сказать, что подключилось её измученное сердце, оно подсказало, что долгожданное утешение найдено. Так она пришла к вере. И потекла жизнь по отлаженному графику: работа, работа, воскресная служба, прогулки на свежем воздухе. Однако счастливый случай не заставил себя ждать. Людмила увидела объявление о вакансии в финотдел городского самоуправления. Её взяли, и вот за десять лет она скопила деньги на заветную мечту: двушку в зелёном районе. На работе пошли навстречу – перевели её в отделение, находившееся поближе к дому. Кажется, что вот тут-то и должна была начаться сказка, но… Началась совсем другая история.
Оказалось, что в финотделе коллектив был исключительно женским. Существовал у них любопытный обычай: во время обеденного перерыва собираться в комнате отдыха, пить чай со сладостями и – перемывать косточки работникам и посетителям самоуправления. Вроде участницы этой своеобразной «женколлегии» (как шёпотом называли их другие сотрудники), никого открыто не осуждали и не порицали, но их пристального взгляда и острого языка старались избегать. Людмила чувствовала себя в новой компании очень неловко, но в комнату отдыха заходила регулярно, не хотелось становится белой вороной. Однако постепенно она стала замечать, что с ней творится что-то неладное. Будто ледяной осколок из сказки попал в глаза – она стала подмечать только недостатки окружающих, а с уст всё чаще срывались ехидные замечания и требования исправить то, что Людмиле казалось неверным. Не сразу отметила она в себе перемены, а когда обратила внимание, то поняла, что подхватила в новом коллективе страсть осуждения. Что делать? Конечно же, рассказать об этом на исповеди. Однако Людмила только после переезда стала ходить в храм отца Кондратия, и батюшка не мог оценить изменения душевного состояния новой прихожанки. Кроме того, Людмила привыкла просто называть свои прегрешения, не вдаваясь в подробности. К чему все эти лишние слова, когда она осознаёт в чём согрешила и искренне раскаивается? Поэтому не удивительно, что поначалу отец Кондратий не оценил масштабов бедствия. Всё открылось, когда через полгода Людмила расплакалась на исповеди и сказала, что ей совсем плохо, будто это уже не она вовсе, а какое-то злобное существо. Священник взглянул на неё пристальнее и не узнал обычно спокойную и мирную Людмилу. Лицо её похудело, черты заострились, цепкий взгляд напомнил батюшке выражение глаз хищного ястреба, который однажды угрожающе уставился на него в зоопарке.
После долгого разговора корень зла был найден. Но как исправить ситуацию? Надо было найти самое верное решение. Поэтому отец Кондратий попросил немного успокоившуюся женщину прийти на службу в следующее воскресенье, а пока что прекратить посещать эти «женколлегии». «Считай, что ты на новой диете, – сказал священник. – Диете неосуждения».

И вот неделя почти прошла, а на батюшку густо, как никогда, навалились бытовые заботы. Никак не удавалось решить, что же посоветовать своему чаду. Вечером в субботу на него вдруг напала необычайная сонливость. Окончив вечернее правило, отец Кондратий забылся в тонком полусне. И приснилось ему, что в его комнате стоит пожилой священник в белом облачении. Он ласково улыбнулся, взял с полки какую-то книжку и протянул отцу Кондратию. Батюшка поспешил встать и поднял руку, но, видимо, оказался неловок, и книжка со стуком упала на пол. От этого стука, такого явственного, отец Кондратий проснулся. Мирно горела настольная лампа, а возле полки, на полу, лежала раскрытая книга. Батюшка перекрестился, встал и поднял книгу. «Советы афонских старцев» гласила обложка. Отец Кондратий задумался, сел и стал внимательно читать…
На следующее утро священник знал, что сказать Людмиле. «Будет у нас с тобой два правила, Милочка. Первое: хочешь сказать что-то осуждающее или сделать замечание – промолчи. Как бы ни хотелось высказаться – молчи. И вообще, захочешь сказать какое-либо суждение, выдержи паузу в десять секунд и подумай, какие последствия вызовут твои слова. Если положительные – то можешь озвучить их вслух. Второе: если пришла какая-то дурная мысль о человеке, не сходи с места, пока не придумаешь ему оправдание. Почему тот совершил поступок, который тебя огорчил». Мила обещала всё выполнить. Не даром же у неё выдержка и врождённая аккуратность, как раз пригодятся.
Что ж, надо сказать, что первые дни ей пришлось очень нелегко. В первое же утро «диеты» спешащая мамочка случайно наехала колесом коляски на новые замшевые чёрные туфли. Мила уставилась на белёсый след на любовно почищенной обуви и… С трудом, но промолчала. Повнимательнее приглядевшись к бедной извиняющейся женщине, Людмила поняла, что та совсем не выспалась, видимо, ночью малыш плакал и не давал заснуть, поэтому с утра мамочке трудно было маневрировать тяжёлой коляской. Буркнув «ничего страшного», Мила поковыляла на работу, но на душе стало как будто бы немного легче.
И так всю неделю. Казалось, что окружающие сговорились выводить Милу из себя. Та не сдавалась, грызла ногти и купила в аптеке упаковку успокоительного. И вот, в субботу она ехала на велосипеде со службы домой. Езда на велосипеде вдруг стала источником дополнительного стресса. Под колёса то и дело норовили кинуться, то собака, невесть почему спущенная владельцем с поводка, то ребёнок на самокате, смотрящий куда угодно, только не вперёд. В одном узком месте, где с одной стороны возвышалась тумба, а с другой – узорчатый заборчик, прямо на велосипедной дорожке стоял мужчина. Он уткнулся в большой лист, по-видимому, в карту города, и ничего не замечал вокруг. Подумать только, не рядом на тротуаре стоит, нахал, а на и без того узкой велодорожке! Людмила чуть не въехала прямо в него и отчаянно затренькала звонком. Потом соскочила с велосипеда. Сейчас от незадачливого туриста останется мокрое место! Она грозно двинулась на него и… тут… она увидела трогательные, по-детски наивные глаза незнакомца. Близоруко и доверчиво смотрел он на женщину. Гневные слова замерли на устах.
Они разговорились. Выяснилось, что его зовут Матео, он приехал из Швейцарии, а сейчас никак не может найти музей быта и прикладных ремёсел. Не могла бы милая фройляйн (Мила зарделась – так давно никто не называл её милой, а уж фройляйн и вовсе никогда) проводить его до музея, и, может, даже составить компанию при осмотре достопримечательностей. Мила краснела, кивала и улыбалась так, как не улыбалась с детства – открыто и беззаботно.
Вроде бы всё ясно в данной истории, скажете вы? Да, может, всё и ясно. Ясно, что это была настоящая любовь. Ясно, что добрый Матео переедет к Миле, и они откроют магазин семейной выпечки (щвейцарец оказался талантливым пекарем и кондитером). Ясно, что их обвенчает отец Кондратий, предварительно окрестив счастливого жениха. Есть только одна вещь, которой Мила не узнает в этой жизни.
Когда-то давно, ещё в царское время, настоятелем белого храма-лебедя был не кто иной, как прадедушка Людмилы. В девятнадцатом году его, как контрреволюционный элемент, расстреляли. Семью выслали без права поселения в крупных городах. Это его крестик надела бабушка на отца Людмилы. И, наверное, вы уже догадались, кого увидел в тонком сне отец Кондратий? Но пока Людмиле этого знать и не надо. Они счастливо живут с новоиспечённым супругом, который активно изучает русский язык. Сейчас он как раз пробует читать книгу о старцах земли русской и в каких-то спорных ситуациях, грозящих нарушить покой в доме, любит приговаривать: «Знай себя и довольно с тебя!»